Дождь барабанит по крыше сарая, на норвежской ферме наступает очередное утро, а в центре кадра появляется ключевой персонаж фильма Виктора Косаковского — свинья по имени Гунда. Она проведёт со зрителем всё экранное время, лишь периодически уступая место других героям в похожих обстоятельствах — корове и курице. Гунда рожает поросят, ест корм, гуляет вместе с выводком и иногда отдыхает в грязи. А ещё переживает события вполне человеческого масштаба.
Несмотря на звучную поступь на пути к широкой аудитории (тут и именитый режиссёр, и Хоакин Феникс в продюсерах, и лонглист «Оскара»), «Гунда» — тихий, трепетный и камерный фильм, ожидающий от зрителя внимательного и терпеливого взаимодействия. Здесь нет ни авторского закадра в духе Animal Planet, ни музыки, ни людей — участливый взгляд камеры обращён к природе, и только к ней. Взгляд этот напоминает скорее о живописи Паулюса Поттера и Жерико, чем о научно-популярной программе. Действительно, погрузившись в чёрно-белый макрокосм фермы, уловив неторопливый ритм существования живущих на ней организмов, приняв за событие, к примеру, назойливую муху на теле коровы, можно пережить совсем иной зрительский опыт — возвышенный и интимный. Более того, под видимой простотой происходящего, очевидно, кроется настоящий эпос — и чем ближе к финалу, тем это явственнее.
Ещё не посмотревшие «Гунду» зрители спрашивают побывавших на сеансе: «Ну что, она умирает в конце?» Эта априорная неизбежность роднит фильм с античной трагедией, где роковой исход предрешён уже самим жанром. Неартикулированное жуткое событие пугает тем, что, при всём своём ужасе, упорно замалчивается. Каждодневные убийства животных — то, на что не нужно даже намекать: это всем известный факт. В фильме Косаковского приём умолчания до предела не доведён — сонастроившись с героиней и её потомством, мы вынуждены пережить и горькое расставание (не будем уточнять, с кем именно и каким образом). В каком-то смысле этот жест режиссёра — мягко, но недвусмысленно показать, «что было потом» — может разочаровывать и даже раздражать. С другой стороны, разговор о домашнем животном на ферме — это изначально шествие по тонкому льду, где каждый эмоциональный крен будет моментально воспринят как агитка и веган-манифест. И отыскав мифогенное, античное, возвышенное измерение, картина тем не менее наклоняется в сторону если не открытого назидания, то молчаливого укора каждому живущему. Что ж — принимаем.
